"После того, как он встал на коньки, самой большой проблемой для нас стала задача выгнать его с катка, - написал Уолтер в своей книге "Гретцки: от катка во дворе до Кубка Стэнли", выпущенной в 1985 году. - Он очень любил кататься. Каждый день просил нас отвезти его на ферму к бабушке (где был каток) или в парк, где он мог кататься. Ему всегда было мало. Недалеко от нашего дома был открытый каток. Когда ему было три года, я стал возить его туда. Каток был довольно близко от нашего дома, а значит мы могли быстро вернуться домой, когда я уводил его со льда. Но заставить его уйти было очень сложно. Я там чуть не замерз. Он катался, а я ждал его в машине. Другие дети катались, снимали коньки и шли домой, а Уэйн не собирался уходить. Через некоторое время на катке уже никого не было, кроме Уэйна. А рядом в машине замерзал я. И вот однажды, согреваясь на кухне, я сказал жене: "С меня хватит. Больше не хочу мерзнуть. Я знал, что он хочет ходить на каток, но не знал, что он хочет там поселиться". На следующую зиму я залил каток во дворе нашего дома, чтобы он мог там проводить сколько угодно времени". Понимаете, в чем дело? Речь не шла о каких-то планах или амбициях. Это был вопрос жизни и смерти. Для меня, а не для Уэйна".
"В 1979 году я рассказал одному журналисту, что мог проводить на катке с моим отцом по четыре часа в день, - говорит Гретцки. - Меня процитировали так: "Клянусь Богом, было так холодно, что я приходил домой в слезах". И вот теперь я представляю, как дети приходят домой, плачут, а их отцы орут на них: "Иди обратно! Уэйн Гретцки мерз, а сейчас у него пентхаус в Эдмонтоне. А где ты?" Они не понимают одного. Они мне говорят: "Ты тренировался по четыре часа в день". Я им отвечаю: "Да, думаю так". Вот только я не тренировался. Если бы я думал, что тренируюсь, то, возможно, не стал бы этим заниматься. Я делал это, потому что мне нравилось. У меня не было таких мыслей, что если сегодня я не проведу четыре часа на катке, то не попаду в НХЛ".